Я сержант, разводящий, то есть развожу часовых на посты, произвожу их замену, и время от времени проверяю, как они несут службу – не спят ли вместо того, чтобы неусыпно охранять имущество нашей доблестной армии.

Шесть часов утра, мороз и солнце. Уже пригревает, но зима еще не кончилась: в Забайкалье лето пролетает с 1-го июня по 30-е августа, а остальное время зима. Весна и осень успевают проявиться как-то сразу – буквально за неделю. Вот было лето, а вот ночной заморозок – и за 2 – 3 дня листья успевают пожелтеть и опасть – сразу со всех деревьев. Так же наступает и лето. Вот еще холод, и вдруг сразу становится тепло, и растительность начинает зеленеть вся сразу, в один день – и трава, и деревья, и цветы. А не как у нас в средней полосе – сначала подснежники, потом трава, потом потихоньку набухают почки на тополях, вывешивают сережки березки и постепенно, месяца за полтора, начинает зеленеть и расцветать зеленое марево. В Забайкалье лето короткое, и растительности некогда ждать – ей всей и сразу нужно успеть за три коротких месяца и листья распустить, и отцвести, и дать плоды, и подготовиться ко всегда неожиданному и скоротечному наступлению морозов.

Здесь все и всегда умеют ценить тепло. Собственно, как и часовые. Как только солнце восходит, как они все, еще в тулупах, стараются занять место, где солнышко пригревает. Поэтому я не удивился, когда вылез из машины и увидел «курка» (часового), сидящего на стойке для разряжания оружия, которая находится у входа на любой пост. Удивительно было другое – он сохранял неподвижность, а при виде смены редко кто может остаться равнодушным – это ощущение освобождения, легкости и в некоторой степени даже счастья никогда не надоедает и никогда не приедается. Часовой всегда спешит домой, в тепло, в ставшую родной «караулку». Поэтому я сразу заподозрил неладное… Сделав знак сменщику соблюдать тишину, я подошел к часовому и внимательно посмотрел в его глаза. Глаза были обычные, карие, немного раскосые, как и у всех якутов. Они смотрели на меня безо всякого выражения, не двигаясь – но смотрели! Вот в чем весь фокус-то состоял: глаза были открыты, а часовой спал! Я знал, что в такой неожиданной ситуации мне понадобятся доказательства, чтобы впоследствии направить курка на воспитательные работы – сменщик-то видит, что тот сидит с открытыми глазами – а значит, не спит. Я медленно, спокойно, протянул руку к его автомату, отстегнул магазин с патронами и сунул его в карман своего полушубка. Часовой не проснулся. Тогда я решил забрать и автомат. Но хитрец примотал ремень к руке и проснулся, вцепившись в автомат.

— Спишь, собака, — гаркнул я.
— Никак нет! – заорал он, вытянувшись.
— Тогда что ты делаешь? – голосом, полным сарказма, проорал я.
— Я вдаль смотрю! — громко и четко ответил он.
— Чтооооо?
— Я вдаль смотрю, – так же уверенно повторил он.
— Ну ладно, — сразу успокоился я, — разряжай.
Часовой схватился за магазин, а его и нет. Он замер…. Потом с пониманием усмехнулся:
— Это ты забрал магазин.
— Как, ты потерял магазин? Ну, милый, это трибунал. Пойдешь в штрафбат, годик подраишь полы в тюрьме, будешь знать, как «вдаль смотреть» на посту нужно! Собирайся, поехали. — А ты, — я посмотрел на сменщика, — пройди по посту, поищи магазин. Если не найдешь, парню кранты.

Тот кивнул головой, все понимая, и не смея дать товарищу хоть какой сигнал у меня на глазах. Мы вернулись в караульное помещение. Провинившийся отправился на исправительные работы с кайлом и лопатой, а я рассказал ребятам об этом случае. С тех пор, если на вопрос разводящего:

— Ты спишь?
Часовой отвечал:
— Нет!
Всегда следовало:
— А что ты делаешь? Вдаль смотришь???

Сарказм и издевка сопровождали эту фразу всегда. А ответить на простенький вопрос – «Ты спишь?» — более хитро никто уже так и не смог. Да и спать с открытыми глазами далеко не каждый умеет… Вот так и зародился этот обычай. Он и сейчас существует в армии. Только никто уже не помнит, как это начиналось.

А магазин я вернул…