Страницы будущих мемуаров
Моё отношение к деньгам
Деньги являются болевой психологической точкой проживающих на планете людей – во всяком случае, очень многих. Я никогда не понимал, почему…. Моя мать с детства приучила меня к порядку в деньгах. Они всегда должны быть, и для этого мы должны их заработать. Работать можно обычно, или с превышением. Обычно мы живем на зарплату и распределяем бюджет таким образом, чтобы обеспечить нормальный уровень жизни. Размер зарплаты создает устойчивые привычки типа покупки картофеля один раз в год два мешка в сезон по минимальной цене и дважды за год его обязательная переборка. Или сбор летом грибов и засолка их в размере не менее двадцатилитрового бачка. Или полбуханки ржаного в день и батон белого в два дня. Или две пачки сливочного масла в неделю. Или поездка только определенным видом транспорта. Или один, десять, или сто рублей на обед – не больше. И так далее, и так далее, и так далее….
Все эти траты являются привычными, устоявшимися, и не вызывают никаких эмоций. Иногда же возникает необходимость купить что-то сверх бюджета. Новый телевизор, или новую зимнюю одежду, или мебель, или еще что-нибудь. Обычно мы откладывали весь год понемногу на счет в сберкассе (так раньше назывались отделения единственного банка страны), чтобы избежать соблазна потратить, и нам удавалось накопить на то, что мы планировали, допустим, на отпуск. Сейчас механизм крупных покупок изменился: мы берем кредит в банке, покупаем то, что наметили, а потом год, или больше, отдаем эту сумму с процентами. Использование кредитования – это удобная, прогрессивная форма ведения семейного бюджета, если условия разумны.
В тех случаях, когда нет возможности взять кредит, или это выглядит неразумным, приходится подрабатывать. Мать в советское время калымила. Это такой термин, обозначающий работу после основной работы за наличные. Она была маляром, и потому калымила, делая ремонты квартир вечерами. Так как меня было не с кем оставить, то брала и меня. Плакала, когда я ручонкой хватал за только что окрашенную раму, а потом ею же ударял ей по лицу, размазывая краску, вонючую и плохо смываемую даже растворителем. Но деваться было некуда, не было родственников, кто бы мог помочь: она была сирота. С другой стороны, уже с пяти лет я стал ее помощником. У меня появился мой личный объем работ, моя ответственность. Покраска батарей. Это не было очень простой работой.
Чугунные батареи состоят из вертикальных колб для воды и многочисленных горизонтальных промежуточных пластин, красить которые одно мучение. Денег это не стоит практически никаких, а времени отнимает много. Для покраски батарей используются две кисточки. Тонкой и длинной прокрашиваются горизонтальные пластины, причем как сверху, так и снизу. Только представьте себе, как это возможно сделать, сидя на полу, и заглядывая снизу на окрашиваемую поверхность, притом, что батарея находится практически на уровне пола, и вы поймете, каково это – красить батареи. Конечно, ребенку все же легче согнуться или даже лечь на пол. Потом уже более широкой кисточкой прокрашиваются вертикальные колбы. На покраску одной батареи у меня уходило часа три-четыре. Зато потом меня мама так хвалила, что я готов был покрасить все, что угодно. В семь мы уже на пару клеили обои, а в десять я сам и обои разрезал, и клей разводил, и кистью на палке орудовал, размазывая клей по листам с обоями, и качал пульверизатор для разбрызгивания побелки на потолок: раньше электрических пульверизаторов не было. Процесс был так хорошо организован, что мы оклеивали комнату обоями за два, максимум три часа – от нулевого цикла до завершения. И при этом у нас никогда ничего не отклеивалось, и рисунок совпадал в любом месте.
Эта работа позволяла купить что-нибудь сверх обычного, или возможность съездить в Крым, благо, до Крыма нужно было лишь доехать: там жил с семьей брат моей матери и мой дядя Виталий. Поэтому на проживание денег тратить было не нужно. Плюс дядя Виталя выделял мне мое личное персиковое и черешневое дерево, с которых я мог есть сколько хочешь фруктов. Он был самым лучшим – мой дядя Виталя.
Когда мне понадобился магнитофон, я в 16 лет пошел на завод учеником фрезеровщика, и заработал сам необходимые деньги. Когда вырос, пробовал подрабатывать грузчиком, но эта работа оказалась не по мне: через некоторое время от сверхусилий меня начинало тошнить и рвать. Тогда я понял, что нужно иметь профессию, которая меня прокормит. И я пошел в юристы. Правда, оказалось, что юристы в Советском Союзе зарабатывают совершенно нищенские зарплаты. У нотариусов, к примеру, оклад был 90 рублей у юристов на предприятиях 140 – 150 рублей, у судей в Арбитражных судах – 120 – 130 рублей, в то время, как у обычного милиционера – 170 – 185 рубликов, да еще без вычетов подоходного налога, плюс бесплатный проезд к месту отдыха во время очередного отпуска. Тем не менее, проработав в милиции 3 года после армии по профилю, что требовалось для учащихся в юридическом институте на заочном отделении, я с огромным облегчением ушел на «Машиностроительный завод» в обычные юристы. Эта работа оказалась полностью соответствующей моим устремлениям, и я стал счастливым человеком: я был буквально влюблен во все, что делаю. Это потом, после развала Советского Союза и начала кооперативного движения окажется, что юристы, особенно хозяйственники, станут очень востребованы, и зарплаты взлетят до невиданных высот. Тогда же я просто нашел дело, которым был увлечен несколько десятилетий: сначала юрист на государственном предприятии, затем в кооперативах, а потом уже в собственной юридической фирме.
Будучи с 1991 года директором юридической фирмы и сам же ведущим юрисконсультом, я и заработал деньги, позволившие мне жить несколько лучше большинства. Одновременно в 1992 году, женившись, я создал второе предприятие, уже швейное, по производству мужских галстуков. Это предприятие возглавила моя жена, и под моим «чутким руководством», пройдя все круги ада, смогла через несколько лет, расплатившись с долгами, привести его к успеху. Но обе фирмы были маленькими, и богатства принести не могли. Лишь только несколько лучшие финансовые возможности, но возможности эти стоили так много усилий и нервов, что, в общем-то, не оправдывались ни экономически, ни по здоровью, сильно ухудшившемуся. Я уверен, что подавляющее число людей не согласилось бы идти на такие жертвы, на какие шли мы. В некоторые моменты приходилось продавать практически все личное имущество, лишь бы покрыть убытки, включая дачу, гараж и даже новый холодильник. Несколько предприятий просто обанкротились.
Не один раз люди, работавшие на наших предприятиях, договорившись между собой, всем скопом уходили, просто пытаясь поставить нас в безвыходное положение, да еще пытались взыскать различные придуманные ими убытки. Так мы узнали, что, работая, не надрываясь и постоянно ноя, как нам плохо живется, мы считались хорошими людьми, а сейчас, вкалывая, как проклятые, поднимая российскую промышленность, взяв на себя ответственность за организацию новых рабочих мест, совершенно неожиданно для себя стали плохими. Тогда-то и стало понятно, как именно марксистская теория вывернула мозги гражданам Советского Союза, и что хорошо мы будем жить еще не скоро – во всяком случае, не раньше, чем поймем ценность человеческого труда и настоящую цену приспособленчеству.
Для больших заработков нужно организовывать большие предприятия – вот что я понял, серьезно заболев в первый раз и бросив работу на некоторое, довольно продолжительное время, чтобы подлечиться и восстановиться. Жена взяла на себя заботу обо мне, включая зарабатывание денег. Через шесть месяцев я смог начать думать о работе. А через восемь месяцев был готов план.