Не знаю, почему, но жизнь моя полна приключений… Причем приключения эти я нахожу сам на свою … эту, как ее… шею. Так было и в этот раз.

Дело шло к дембелю… Уже обрились наголо в честь 100 дней до приказа, получив за это от ротного полагающихся звездюлей и, естественно, начали работать над своей физической формой. Имеется в виду, выделяющимся мышечным каркасом. Форму нам наша служба и начальство не позволяли потерять. Составы с углем и цементом приходили с завидной регулярностью. На постах за сутки мы проходили по несколько километров. Так что жаловаться на отсутствие физических нагрузок было глупо. Но нагрузки эти не приводили к видимым на теле изменениям. Все мы оставались худощавыми, мышцы не бугрились, а из армии приходить доходягами у нас было не принято. Поэтому накачивание мышц перед дембелем было обязательным, если ты хотел сохранить уважение к себе сослуживцев.

Не избежал этого и я. Наметив программу занятий, я обзавелся спортивной формой и кроссовками из нашей пересылки, где был назначен за старшего (одежда все равно резалась и выбрасывалась после переодевания в солдатскую форму), и начал бегать вечером, после ужина. Ну а куда у нас побежишь, да еще и в гражданке? Только по своему родному аэродрому, где стоят свои часовые: только они не сдадут. Хоть начальства в частях после 7 вечера практически уже не бывает, кроме дежурных офицеров, но мало ли чего? Вот только маршрут несколько маловат. Приходится несколько раз бегать взад-вперед, а это скучно – согласитесь!

Вот я и стал бегать по параллельной рулежке в сторону соседней части. Сначала немного, потом все дальше и дальше… Вот и добегался! Однажды, когда я бежал как раз по этой рулежке, то услышал впереди рев двигателя пока еще не видимой Шишиги (ГАЗ-66), но не нашей ротной, а чужой, и сразу же повернул назад, на всякий случай прибавив хода. Услышал за спиной, как Шишига вылетела на рулежку, как ее занесло от резкого поворота на бетонке, как заревел двигатель на высоких оборотах. Она неслась за мной… Это было ясно. Никого другого в пределах видимости не было. И я явно не успевал… Не успевал добежать до ближайшего поста, где стоял часовой нашей роты. Если бы я добежал, то никто бы не смог близко подойти… И пожаловаться бы тоже не смог… Я разводящий, я выставляю курков на посты, и никто бы ничего со мной потом сделать не смог. Если бы я успел добежать… Но я не успел…

Шишига пролетела мимо меня, и с визгом шин затормозила так, что ее развернуло. Из кузова посыпались солдаты, которые бросились ко мне, наставив автоматы, и окружили меня. Вперед выступил бравый старший прапорщик. Бравый не по росту, а по чувству собственной важности. Росточком-то как раз его бог обидел, а вот апломбом наградил выше крыши. Ничем не примечательный, простой мужик, голосом он обладал великолепным, настоящим командным. И пользовался он этим преимуществом с видимым наслаждением.

— Вы диверсант и вы арестованы, — с видимым наслаждением заявил он.
— Я военнослужащий соседней с вами части, — ответил я.

Притворяться, что я совершенно спокоен, было не очень легко, и я боялся, что голос мой дрогнет. Поэтому сказал лишь короткую фразу. Старший прапорщик выжидающе смотрел на меня, ожидая, видимо, еще какой-то реакции, но был разочарован моим молчанием. Ну как же? Такая эффектная погоня, небось солдат по тревоге поднял, рев двигателя, скрип тормозов, визг шин, и в итоге обычный парень в гражданке, который не падает на колени, не кричит от страха, не умоляет его отпустить. Да и свои солдаты тоже уже начинают непонимающе переглядываться, не зная, что делать дальше.

— В части разберемся, садись в машину.

Ну что ж, в части, так в части. Я сел в машину, солдаты за мной. Конечно, мне было не по себе. Внешне я этого не показывал, но внутри шел активный мозговой процесс, просчитывающий варианты развития событий. Получалось, что меня могут сдать моему командованию, и я бы загремел на губу. За самоволку. Могли отпустить… Других вариантов вроде бы не было. Но я ошибался. Оказывается, был еще и третий вариант, который старший прапорщик и придумал.

После допроса старшего командира, которому я без утайки и всякого геройства сразу же назвал номер своей части и перечислил все командование, интерес ко мне был потерян, и старшему прапорщику пришлось принимать решение о моей дальнейшей судьбе. Было понятно, что он не доволен результатом организованной погони, но я никак не мог предположить, чего он выдумает.

Прежде всего он меня разул, запер кроссовки в каптерке, и заявил, что отдаст мне их только тогда, когда я вымою полы в столовой. Я просто ответил, что не стану этого делать. Тогда он привел меня в столовую, где как раз занимались уборкой человек 6 солдат уже большого срока службы (это видно по форме) и заявил, что если они не заставят меня убираться, то он их сгнобит на плацу. После чего, гордо подняв голову, удалился.

— Начинай, — сразу же сказал тот, что был, по всей видимости, старшим. Остальные окружили нас. Повеяло напряжением.
— Вы, мужики, извините, но я дембель, и мыть полы не буду.
— Да мы все здесь дембеля. Видишь, наша часть ушла на учения, а мы остались. Вот и приходится самим все делать.
— Все равно не буду. Хоть убейте.

Они замолчали. Потом разошлись, и начали убираться. Я присел на уголок стола. С него было проще встать в оборону. Со стула можно было уже не успеть подняться. Вошел старший прапорщик. Увидев, что я не работаю, он сильно прессанул ребят, пообещав им кар страшных. Я стоя выслушал все это. Солдаты стали смотреть на меня неприязненно. Но я- то чем был виноват? Незачем хватать кого ни попадя, а потом не знать, что делать дальше.

Посовещавшись, они подошли ко мне всей кучей и предложили:
— Слушай, ты видишь, что у нас выхода нет. Бить тебя мы, конечно, не будем. Нам на дембель еще… Но если ты нам поможешь, то мы готовим сейчас жареную картошку с мясом – присоединяйся. Да, и еще: мы тебя проводим через наши посты.

Такой поворот событий стал той последней каплей, которая убедила меня смириться. На одной чаше весов была самоволка, близящаяся вечерняя проверка личного состава, на которую я уже явно не успевал, из-за чего по части должна была быть объявлена тревога, самодур-прапорщик, отобравший обувь и не знание расположения постов в неизвестной для меня части, даже если бы я сбежал босиком. Ведь на улице уже стемнело. На другой был очень редкий в армии вкусный ужин, возврат обуви и провод через посты. О моем позоре в мытье полов в нашей части вряд ли бы кто узнал, так как никаких связей и контактов у нас не было. И еще оставалась возможность того, что дежурный по роте сообразит не поднимать тревоги. Во всяком случае, хотя бы часов до 12 ночи. И, наконец, сама столовая. Это была очень маленькая столовая, и она была явно не солдатской. Во всяком случае, соответствовала нашей офицерской столовой для летного состава. Мыть полы здесь было одно удовольствие. Вся уборка заняла у нас минут 30. Потом еще минут 40 готовили себе ужин. Потом ели. Потом искали прапорщика, который сделал удивленный вид, что я все еще здесь. Как будто это не он разул меня.

Ребята, как и обещали, провели меня через посты. Сам бы я ни за что не прошел, не попавшись. Пришел в роту уже после полуночи, и застал дежурного по роте в состоянии паники. Он мне долго выговаривал, как я его подставил. Я молчал, понимая, что он абсолютно прав. Ведь у нас принято даже в случае самоволки предупреждать дежурного по роте, а тут я просто пропал. В принципе, он очень рисковал, не доложив начальству. Это правда. И он хотел знать, где я был, и что со мной случилось. А я его слушал и молчал. Я так никогда никому и не рассказал, что был захвачен в качестве диверсанта, и мыл полы в чужой части. Я…. Дембель….