Первые, или вторые, сейчас уже не помню точно, сутки в карауле, принесли новый негативный опыт новобранцам, и в их числе мне. У этого явления армейской жизни и название свое имелось, что говорило о неприятной некоторой повторяемости его в нелегких солдатских буднях. Называлось это явление «ОБСОС».

В караул в нормальных условиях военнослужащие должны ходить через сутки. Наша рота охраны не была полностью укомплектована, да и всякие там художники, кочегары и каптерщики уменьшали количество боеспособных единиц. Поэтому в карауле иногда приходилось оставаться по несколько суток. Что б вы знали, «караулом» называется некоторое количество военнослужащих, в течение суток живущих в отдельном караульном помещении, называемом попросту «караулкой», и осуществляющих охрану военных объектов. В нашем случае это было тридцать курков (часовых), трое разводящих (сержантов) и один начальник караула – офицер, как правило, или прапорщик. Все курки делились по трем сменам. Смены назывались: пост, бодрствование и сон. Каждая смена проходила через три этих периода.

Первая смена выезжала на посты в 18 часов, вторая в 20 часов, третья – в 22, и далее по кругу. Возвращалась машина со сменой через 30 минут. После приезда у каждой смены были свои обязанности в период бодрствования. Нужно было по очереди стоять на посту теперь уже у калитки караульного помещения (тоже, кстати, на улице) по очереди по 20 минут, ездить за едой в солдатскую столовую, кормить личный состав караула, мыть посуду и котлы, мыть полы во всех помещениях, ждать следующую смену, и только после ее прибытия ложиться спать. Наступало время сна. Сон до подъема продолжался примерно 1 час 20 минут. И таких час-двадцать было у каждого курка за сутки ровно четыре раза. Если сказать, что мы не высыпались, то это очень мягко. Зато мы научились засыпать мгновенно, в любом положении и в любой мало-мальски подходящей ситуации. На постах, конечно, спать не разрешалось.

Кроме сна, у солдата есть еще одно огромное удовольствие – поесть. И каждый прием пищи – это для солдата святое. Этих приемов пищи всего три, то есть очень мало, и самой пищи тоже явно недостаточно, так как службу мы несли круглосуточно, да еще и на морозе. Я еще не знал, какие сюрпризы могут ожидать курка в зависимости от того, в какой смене он оказался. В этот раз я был в первой смене караула.

Ужин в армии начинается в 19 часов. Обязанностью второй смены было после заступления в караул и возвращения машины с последней сменой предыдущего караула сразу ехать в столовую за пищей, которую привозили в специальных бачках. Бачки эти были рассчитаны какими-то гениями социалистического планирования на 30 человек. То есть подразумевалось, что тридцать здоровых молодых мужиков, разделив кашу из бачка на 30 порций, должны были почувствовать себя сытыми. Здесь были некоторые неувязочки. Во-первых, нас было не 30 человек, а 33 плюс водитель и кочегар, то есть 35. А бачков таких в армии нет. Было бы нас человек 50, кашу и чай давали бы в двух бачках, а так как количество человек было тридцать с небольшим, то было принято давать порцион на 30 человек. Чтобы представить, сколько это было в натуре, нужно взять количество чая, который был в таком же бачке, и высчитать, сколько чая доставалось каждому человеку. Оказывается, если наливать всем ровно по одному стакану, то на всех немного не хватает. Поэтому наливали по нижний срез (кромочка такая на граненом стакане). Тогда хватало всем, и еще оставалось сверху полтора – два стакана. Следовательно, и каши было столько же, то есть стакан на рыло. Учитывая, что хлеба давали 6 буханок на всех, и буханки были намного меньше, чем привычные нам на гражданке, то простой расчет подсказывает, что кусок хлеба доставался каждому солдату в размере одной шестой маленькой буханки. С ним нужно было и кашу съесть и чай попить. А после ужина до завтрака было 12 часов, в которые мы несли службу так же, как и днем – одинаково.

Естественно, что при таком рационе легко было ошибиться, особенно в начале службы. Особенно, если старослужащие настаивали на порции побольше, а молодые не смели отказать. Именно это и произошло. Когда мы, сменившись с постов в 20-30, ринулись в столовую, предвкушая горячую, или хотя бы теплую пищу, то были удивлены отсутствием какой-либо пищи вообще и отсутствием представителей бодрствующей смены, которая должна была лечь спать только после прибытия в караулку нашей смены. Мы заметались, не понимая, в чем дело и что нам делать. И вот тут кто-то из старослужащих произнес это страшное слово: «ОБСОС». Вся суть этого нового опыта проникла внутрь нас и пронзила пониманием, что кушать мы не будем, что мы не защищены и уязвимы, и нужно теперь жить без пищи еще 12 часов. А без пищи мерзнешь на холоде гораздо сильнее – это вам скажет любой часовой. Мы были полностью деморализованы.

Вот в таком-то состоянии ко мне подошел один из разводящих, который приказал подготовить «Боевой листок». Я попытался увильнуть, ссылаясь, что не знаю, как это делается. На что сержант протянул оформленный предыдущим караулом боевой листок и сказал: «Напиши о событиях в карауле. Сделай, как здесь. Спать пойдешь только, когда закончишь». В армии не принято отказываться от поручений сержанта, если не хочешь получить в морду, как минимум, поэтому я взял боевой листок и внимательно его изучил. Это листок формата А5, на котором вверху типографским способом напечатано: «Боевой листок». Вся остальная часть пуста – пиши, как хочешь. И предыдущий подневольный корреспондент написал какую-то лабуду насчет того, что весь караул молодцы, несут службу хорошо, и так далее и тому подобное. Я халтурить в своей жизни не привык. Сочинения в школе я писал хорошо, горяченький материал у меня был, и потому никаких сомнений не возникло. Пришлось, правда, в отличие от предыдущего автора писать мелко, так как все, что хотелось высказать, не убиралось. Озаглавил я статью «Обсос». Принес показать сержанту, он даже не посмотрел, только сказал: «Повесь вон там». Я повесил и пошел спать. Заснуть в этот раз мне не удалось. Меня подняли и пригласили в главный зал – комнату приблизительно 18 кв. м. Она находилась между комнатой отдыха и комнатой начальника караула. Двери этих двух комнат выходили в наш главный зал и были расположены напротив друг друга, так что идти было близко, шага 3, не больше. Все сержанты и старослужащие, которые еще не спали, собрались вместе и смотрели на меня недоброжелательно. Начальник караула сидел в своей комнате, делая вид, что ничего не замечает, хоть дверь у него застекленная. На столе лежал мой боевой листок. Я почувствовал, что могу сегодня получить по носу, но злость за обсос еще никуда не делась из меня, и она пересиливала страх.

— Ты что же это написал? – хмуро глядя на меня сверху вниз, задал вопрос сержант, бывший значительно выше меня. За таким вопросом мог последовать удар по лицу, или даже несколько с разных сторон. Поэтому умничать я не стал. Наоборот, постарался быть попроще.
— Так вы же сами мне поручили? – недоуменно заметил я.
— Я тебе поручил написать боевой листок, а ты что сделал?
— Так я и написал боевой листок.
— Зачем ты написал про обсос?
— Так я же спрашивал вас, о чем писать. Вы мне сказали: «о событиях в карауле». А событий у нас еще пока только одно случилось – обсос. Вот еще что-нибудь случится, я тогда напишу что-нибудь другое.

Пауза, которая наступила после этих слов, дала мне понять, что бить меня, по всей видимости, сейчас не будут. «Старички» попереглядывались, но никто не решился взять на себя инициативу, и либо сказать мне что-нибудь, либо сделать, то есть дать по морде. Этот раунд остался за мной. К сожалению, так мне везло не всегда.

Но были и положительные моменты в этой истории. В следующий караул старички меня поставили во вторую смену и заставили встать на раздачу. Правда, сами тут же об этом и пожалели. Так как я не знал еще нормы, то клал всем только половину порции. Крик стоял в столовой страшный. Материли меня все, кто мог. Как не побили – не знаю… А я тупо никому не докладывал, ссылаясь на то, что боюсь оставить людей на постах без ужина. Старички уж сами давай учить меня, как правильно зачерпывать, как класть, размазывая поварешкой по тарелке кашу, чтобы казалось побольше, как наливать стакан доверху, а подавая его, немного наклонять над бачком, чтобы слилось именно столько, сколько нужно, чтобы солдат видел, что наливали ему стакан доверху, а уж пролилось немножко нечаянно, так чего тут возмущаться. В общем, прошло время, и я стал признанным раздающим пищу: со мной не спорили даже старослужащие. Да впоследствии старички уже и не безобразничали так безоглядно, памятуя, видимо, о том, что среди салаг есть и те, кто может постоять за себя.

Думал, что от оформления боевых листков отвязался навечно. Да не тут-то было. Все равно боевые листки чаще других заставляли писать меня. Вот только всегда сначала проверяли, что я там написал.